Svi komentari na fotografije korisnika 2ТЭ10У-0043

Почти дата с моим др) Спасибо за фото с родных мест!

Поехал домой с Череповца. Замечен на перегоне 499км - Рыбкино.

Оборудован для работы с ПОМ.

5 минут назад 0043 снова прибыл к нам резервом, учитывая, что вчера в 21:50 прибыла хозяйка со стрелочными переводами, думаю что она под данный состав и поедет ... или опять за думпкарами. Тепловоз приписан к Няндоме, так что исправьте. Фотографию могу прислать, если будет нужно.

Цитата (Воздух Свободы, 08.03.2023):
> Перепроверим

Если нужно фотографии пришлю

Перепроверим

Сегодня видел 0043 с небольшим составом думпкаров, выехал загруженным из Архангельска, замену дизеля подтверждаю. Но приписка остаётся такой же - Няндома. Исправьте пожалуйста. Выехал в районе 13:50.

В детстве на пригородном поезде под ВЛ60ПК,а позже на электричке ездил сюда с отцом за грибами.
Он собирал рыжики и волнушку, а я грелся у костера и смотрел на проходящие поезда.Повзрослев всегда было интересно узнать, что это за место с таким названием по середине перегона без домов и фундаментов,платформа и поляна.
Интересная выборка из местных архивов.

В послевоенные годы на территории Вожегодского района функционировали не только учреждения для лечения пленных, но и лагерные отделения, имевшие, как правило, лесозаготовительную специализацию. В 1947 – 1948 годах при Вожегодском лесоучастке Пановка располагалась подкомандировка Грязовецкого лагеря № 150. Она состояла из двух бараков для пленных, барака для лагерной охраны, кухни и нескольких хозяйственных построек. По воспоминаниям бывшего немецкого военнопленного Зигфрида Хакенберга, начальником подкомандировки был русский лейтенант по фамилии Юрин.

В июле 1947 года в лесозаготовительной команде в Пановке насчитывался 321 человек, в октябре 1947 года насчитывалось 356, в январе 1948 года – 398 человек. З. Хакенберг так описывает процесс труда: «Нас разделили на две рабочие бригады по два человека. Каждому дали по топору, который можно было засунуть за веревку, обмотанную вокруг ватника. На каждую бригаду полагалась одна длинная пила. Мы перешли пути и углубились в лес. На вырубленной поляне нам показали направление, в котором мы должны были валить лес. Деревья требовалось спиливать на высоте пятнадцати сантиметров от земли. Мы освобождали поваленные деревья от снега, обрубали сучья, затем распиливали их длиной по два метра и укладывали в штабеля для измерения. Особенно хорошие деревья (мачтовый лес) распиливать было нельзя. Оставшиеся сучья для сжигания сваливали отдельно. Получался костер, который мы поддерживали в течение дня. Вечером мы прикрывали его древесной золой, чтобы на следующее утро под ней обнаружить горячие угли для нового костра. Валка больших деревьев, распил на двухметровые бревна и укладка в штабеля были очень тяжелым и изнурительным трудом. Мы учились всему этому у наших товарищей, имевших уже опыт и работавших недалеко от нас». Когда на делянке скапливалось много штабелей дров, пленные их отвозили по узкоколейке на железнодорожную станцию, где грузили лес в товарные вагоны.

Военнопленные с трудом адаптировались к тяжелому и опасному труду. Большинство «ударных месячников» было провалено. Если в августе – декабре 1947 года план по заготовке древесины удалось выполнить на 115 %, то по вывозке и трелевке леса – лишь на 60 %. В отчете парторганизации лесоучастка за январь 1948 года отмечалось: «План лесозаготовок выполняется весьма неудовлетворительно, и это потому, что у нас очень маленький коллектив русских людей. В основном вся тяжесть плана лежит на военнопленных, над которыми политическое руководство нам не позволено». Просьба администрации лесоучастка о выделении дополнительной рабочей силы из числа пленных осталась без ответа.

Представители хозорганов более чутко, чем лагерная администрация, понимали значение материального стимулирования труда военнопленных. Так, представитель лесоучастка Пановка, будучи напрямую заинтересован в повышении трудовых показателей военнопленных, предлагал выплачивать им зарплату на руки. Однако лагерное руководство, с опаской поглядывая в сторону Москвы, сочло такую инициативу неуместной.

За годы плена многие из обитателей лагерных бараков усвоили тонкости советской экономики. Пышным цветом в лагерях ГУПВИ, так же как и в учреждениях ГУААГа, расцвела система приписок. Так, военнопленные, работавшие на лесоучастке Пановка, в целях выполнения плана перекладывали дрова из описанных штабелей в неописанные для повторной сдачи. Любопытно, что, несмотря на постоянные жалобы со стороны технического персонала лесоучастка, представитель лагеря лейтенант Юрин никаких мер к пресечению подлогов не принял, а лишь ограничился «уговариванием военнопленных».

Нормальной организации трудового процесса мешало плохое состояние техники безопасности на местах работ. Так, в кладбищенской книге лагеря № 150 указывается, что зимой 1947/1948 года в Пановке двое военнопленных были «зарезаны поездом». Встречаются в лагерной документации и упоминания о многочисленных травмах в процессе лесозаготовок.

Интересно куда его везут ... Вряд ли на наши края.

Нет.

Там вдали прожекторный выходной, что ли?